Cегодня ему тридцать, и позади-целая, кажется, жизнь. В пять лет маленький Сережа пел, как ни в чем ни бывало, а Пензенском церковном хоре. Затем - учеба в местном Дворце культуры, в Пензенской музыкальной школе по классу кларнета, одиннадцать (только представьте себе!) попыток поступить в столичный музпед имени Гнесиных и бесконечные провалы по причине так называемой бесталанности. Но упорство взяд\ло вкрх. И диплом знаменитой Гнесинки был в результате защищен с блеском. Еще во время учебы преподаватели классического вокала были категорически против того, чтобы один из наиболее ярких их воспитанников пел в ресторанах, пускай даже самых престижных. Еще бы: редчайший промежуточный голос в диапазоне четырех октав, позволяющий брать от драматического тенора до лирического баритона! Впрочем, как ни старались преподаватели уберечь Сергея от «дешевой» славы, популярным он стал именно благодаря выступлениям в валютных московских ресторанах «Ханой» и «Космос». И именно на сцене ресторана «Олимп» в Лужниках получил предложение выступать в Венской опере. - Которое, - смеется Сережа, - было немедленно зарублено нашим уважаемым Госконцертом. - Многие новорят сегодня о Пенкине, хотя по телевизору никто его не видел, по радио не слышал. Другое дело видеокассеты, но видео есть еще не у каждого… - Все дело в том, что некоторым людям невыгодно, чтобы меня показывали. Они этого просто не хотят. -Опять каким-то таинственным людям…А кому конкретно, можете сказать? -Ну если настаиваете, извольте. Моего участия в программе «50*50» не допустила, в частности Пугачева по указанию Преснякова. Это известно точно. Вообще по отношению ко мне полный беспредел царит. Выпустили вот недавно какие-то календари с моим изображением, но я об этом ничего не знал. Потом в Шереметьево вижу в продаже свои кассеты, и не за рубль или два – за семь долларов. И снова я ничего не знаю, не имею. А я же должен на что-то существовать, не умоляя при этом поставить на сцене свет, пустить дым. Всем ведь нужно платить. - Что Вы поете, Сережа? -Репертуар совершенно разный: от классической «Санта-Лучии» до соул-джаза. -А кто пишет вам музыку? -И я в том числе. Авторы широко неизвестны. -Раньше вы с успехом пели в ресторанах. Какая же необходимость заставила податься на сцену? В кабаках , на мой взгляд, работать куда выгоднее… -Верно, но я хочу заниматься творчеством, а там, пам понимаешь, не до него. -Как вы впервые попали за границу? -Наше варьете пригласили работать. - А в каких странах удалось побывать? -Проще сказать, наверное, в каких не был. Сами посудите: Франция, США, Италия, Англия, Канада, Тунис, ФРГ, Венгрия, Польша…Хватит? - Что же хотя бы на короткое время там не остались? - Меня оставляли, но контракты были унизительно маленькими, и я на них не пошел. Сейчас еду работать в Италию – там условия сносные. За вечер будут платить триста пятьдесят долларов. …Буквально за пару лет Сергей Пенкин добился за рубежом впечатляющих успехов. Стал, например, лауреатом международного конкурса «Гринпис», получил в Лондоне титул «Принца серебряного», а во Франции -«Мистер Экстравагантность». Ну, и что самое интересное, в сентябре канадская газета «Торонто стар» поставила его в своем хит-параде на третье место. Следом за «Роллинг-стоунз»… 1990 г. Однажды сладкоголосый Сергей Пенкин посетовал: «для нашей убогой эстрады я необычен: быть среди дерьма вкусным непросто». Тем не менее, надо признать: это у певца получается. Он ворвался в нашу жизнь, как яркая комета, и с тех пор вызывает восхищение, а порой и суеверный ужас у добропорядочного обывателя. У Принца Серебряного всего в избытке, всего перебор. Если у обычного человека диапазон голоса в две октавы, то у Пенкина – в четыре, что официально зарегистрировано в Книге Рекордов Гиннесса. Этот уникум безуспешно поступал в Гнесинку десять раз, и только в одиннадцатый был туда принят. И так - что ни возьми. Песен у него – несметное количество, костюмов – две тысячи, туфель – двести пятьдесят пар, бриллиантов – дюжины. Разве что жена одна, да и та, чтобы не вносить в налаженный артистический быт суматоху, живёт в Англии. Сергей Пенкин обожает не только богемную жизнь и красивое пение, но и блестящее оперение. Видно, душа требует компенсации за прежнее тусклое существование. Ещё бы: приехав из провинции покорять Москву, он долгие годы работал дворником – мёл улицы за жильё и московскую прописку. Хуже, пожалуй, было только маршировать по плацу, когда его призвали в армию. Впрочем, если вы хотите увидеть счастливого человека, он перед вами. К сорока одному году Пенкин добился всего, о чём мечтал. Пел с Монсеррат Кабалье и Шарлем Азнавуром, подружился с Бой Джорджем и «Роллинг Стоунз»…Всё у него теперь вроде бы замечательно, и я гоню от себя мысль о том, что звезда, которая столь ярко вспыхивает на небосклоне, рано или поздно неминуемо гаснет. -Я очень хорошо помню ваш взлёт в девяностом году, когда вдруг молодой исполнитель Сергей Пенкин начал практически во всех городах Союза собирать полные залы. Тогда ещё никто не слышал вас по радио, не видел по телевизору, но из уст в уста передавались рассказы о том, какой вы необыкновенный артист и какой у вас чудесный голос… -Ой, я даже помню, как впервые приехал в Киев по приглашению Иры Дерюгиной. Она предложила мне спеть на вечере, устроенном, по-моему, в честь чемпионата мира по художественной гимнастике. -Чуть позже у вас прошёл сольный концерт во дворце «Украина». Был аншлаг, лишний билет спрашивали за версту…Как удавалось вам тогда собирать залы совершенно без рекламной поддержки? -Если я скажу, что настоящее искусство в рекламе не нуждается, это будет нескромно, да? Во всяком случае, мне было приятно, что здесь, в Украине, меня ждали. -Тогда, в девяностом году, я брал у Вас интервью и Вы посетовали на то, что доступ на телевидение Вам перекрыла Алла Борисовна по наущению якобы Владимира Преснякова… -Сейчас я уже смутно помню. Возможно так оно и было…Знаете, время не слишком поменялось, просто барьеры теперь другие. Я возмущаюсь, например, когда с меня требуют плату за участие в «Песне года» или еще в каких-нибудь передачах. Я не считаю себя безголосым или ущербным, чтобы мелькать там за деньги,- пусть платят люди, далекие от творчества, у которых только доллары, но нет голоса и таланта. Я свободный, ни от кого не зависящий художник и себя уважаю… Да, я могу заплатить, если хочу показать по телевидению свой концерт, - это другой вопрос, но когда мне выставляют счёт за какие-то передачи…Извините, это не частная лавочка, а общественное телевидение, и в «Песне года» поют все мало-мальски известные артисты. Из-за столь однобокого отношения ко мне складывается впечатление, что меня на эстраде вообще нет… - А как это происходит: к вам подходят и называют сумму или, может быть, звонят? Сколько вообще нужно заплатить, чтобы поучаствовать в «Песне года»? - Семь тысяч долларов, а если можешь выложить больше, то тебя, наверное, и лучшим голосом признают. У нас так все получают: и звания, и остальное… Я считаю, это неправильный подход к творчеству, к людям, бывает порой даже за себя обидно. Получается, какой-нибудь человек с улицы может заплатить и стать заслуженным артистом, а то и народным. Это ужасно… - И даже известна такса – сколько, например, стоит «народный артист»? - Я за этим никогда и никуда не обращался, поэтому сумм не знаю. Мне это абсолютно не нужно. - Но хоть звание у вас есть? - Только западное – отечественных никаких. Правда, один-единственный раз, в 1994 году, мне присудили премию «Овация» как самому экстравагантному певцу…Тогда церемония награждения совпала с днём памяти Листьева, и разразился, помню, большой скандал. Кроме того, я должен был получить премию не только как самый экстравагантный певец, потому что это у меня не главное. Какой-никакой я имею голос… - Ну, это вы скромно сказали: «имею голос»… - Некрасиво хвастаться им, но я не в последних рядах… Достаточно сказать, что в ноябре прошлого года в Днепропетровском театре оперы и балета спел Ленского в «Евгении Онегине». - И как впечатления? Вам понравилось? - Очень! Великолепный симфонический оркестр, прекрасный хор. Партию Онегина исполнял солист московской Новой оперы, Ольга была из Киевского театра оперы и балета, Татьяна – из Одесского. Замечательные люди, певцы, мне было приятно с ними работать. - Если не ошибаюсь, в детстве вы пели в церковном хоре? - Это правда. - А как вы там оказались? - Мама работала в церкви, и я часто к ней приходил. Мне очень нравилась и нравится духовная музыка: не только православная, но и органная, которая звучит в костёлах. У меня дома даже есть диск органной музыки, записанный в Домском соборе в Риге. - А кем работала мама? - Она была домохозяйкой и просто помогала в церкви. А папа работал машинистом. Семья у нас большая – сёстры, братья… Детство у меня было, может, не очень богатое, но счастливое. - Вы ведь в Пензе росли? - Как я шутя говорю, в штате Пензания. Обыкновенный провинциальный городок… - Вас туда тянет? Остались там какие-то якоря? - После смерти родителей я бываю в Пензе нечасто, раза два в год, а вот сёстры приезжают ко мне в Москву. - Интересно, а что вы почувствовали, когда поняли: вот она, популярность? У вас выросли крылья, вы оторвались от земли? - Не сочтите за бахвальство, но для меня популярность в порядке вещей. Понимаете, я настолько долго пробивался, что она была просто обязана ко мне прийти. Должен же наступить предел моим испытаниям и мытарствам! Поэтому я вздохнул с облегчением: «Ой, хорошо!» Мне, кстати, до сих пор приятно ездить на гастроли. Я этим дорожу и ценю своих зрителей, потому что если есть публика, есть и артист. Если же люди не ходят к тебе на концерты, каким бы талантливым и хорошим ты ни был, ты не признан. -Серёжа, а вам никогда не хотелось иметь какой-нибудь собственный репертуар, который бы отличал вас от всех остальных? Я имею в виду не только мировую классику… - В мини-мюзикле, который я недавно показал киевлянам, есть очень древняя и в то же время современная песня, написанная замечательной композиторшей Людмилой Лядовой. Это даже не песня, а ария Рауля из оперетты «Под чёрной маской». Много новых вещей – «Танец под луной», «Ангел», «Странные чувства» - сделаны малоизвестными авторами специально для меня. - Что для вас главное на эстраде: красивые дорогие декорации, песни или, может быть, костюмы? Согласитесь: немногим артистам удаётся объединить в своём творчестве на равных и то, и другое, и третье… - В первую очередь - это, конечно же, песня. Естественно, она должна быть очень красивой и нравиться мне. Я не сторонник шлягеров, хотя люди их любят, но, бывает, певец год их попел, а потом про него забыли, и уже следующий на смену идёт, как на заводском конвейере. Это не искусство, поэтому я не считаю, что у меня должен быть шлягер. Другое дело – песня, которая узнаваема и которую я очень люблю. Я могу сейчас выйти на сцену с теми песнями, которые пел десять лет назад, и мне не будет совестно за их аранжировки, слова. А вот если бы спел «Три кусочека колбаски», сгорел бы от стыда. - Одни артисты неделями не вспоминают о творчестве, а на сцене просто отрабатывают номер, другие каждый день запираются от людей на замок, страдают, мучаются, над чем-то колдуют, ищут. А сколько времени в день уделяете музе вы? - Не буду говорить: вот я такой хороший – каждый день занимаюсь и распеваюсь. Да, без этого никак, но у меня настолько часто бывают выступления! А когда ты постоянно играешь «живьём», несколько дней связкам нужно отдохнуть. Это очень сложно – постоянно поддерживать голос в форме: нельзя курить, находиться в холодной комнате, а на свежем воздухе, чуть ветер подует, следует закрываться шарфом. Только через два-три дня, когда голос после концерта отдохнул, можно опять распеваться. -Курение артисту вредит? - Очень. - Но Иосиф Кобзон курит одну сигарету за другой, и ничего… - (Пауза.) Мне больше по душе творчество Магомаева. Вот только не знаю, курит он или нет. -Ха, Муслим Магомаевич и выпить может… - Ну, выпивка голосу не помеха…Магомаев сейчас просто не хочет ездить на гастроли, он стал ленивым. Мне нравится слушать его по-итальянски – школа «Ла-Скала» всё-таки, да и эстрадные песни Пахмутовой у него хорошо звучат, тембр какой-то…особенный. У нас много хороших певцов… - А было ещё больше… - Да, когда-то гремели Ободзинский и Мартынов…Всё-таки нас как-то бросает из крайности в крайность. Раньше, в застойное время, было очень много классных артистов, но все выходили на сцену в скромных чёрных костюмах, при галстуках. Порядки тогда были строгие: этого нельзя, того нельзя, худсоветы начеку, ни шага влево или вправо. А сейчас беспредел, всё позволено, и середины золотой как не было, так и нет. …Всё зависит от вкуса. Очень часто мы, артисты, подаём зрителям плохой пример со всеми вытекающими последствиями. - Когда вы порой не в голосе или устали, не тянет спеть под фонограмму? - Хм, а зачем петь, если устал или не в голосе? Если ты поёшь, значит получаешь от этого удовольствие. (Поёт.) «Ты – моя мелодия, я – твой преданный Орфей…» Каждый день настроение разное, а значит, и мелодия выводится иначе, и интонация другая. А когда работает фонограмма, творчески не растёшь. Раз и навсегда ты запрограммирован: как написано в «фанере», так и будет звучать.

Продолжение следует...