Сергей ПЕНКИН, певец

Мадмуазель была выше меня на голову, хотя и я не коротышка. Подошла - я поперхнулся.

- Господин Песков! Ваш автограф! - приказала чудо-дева. - Куколка моя, я - Пенкин! Она была самоуверенна:

- Увы, не Пенкин... ы пародист Песков! А я не "куколка", я - Нэнси!

Я перестал сопротивляться и написал в ее блокноте две большие буквы "С" и "П". Потом, когда мы с Нэнси, словно сумасшедшие, все ночи напролет ходили по московским ночным клубам, я был все время "куколкой моей". Я то и дело свирепел. Но стоило ей вскинуть голову и вздернуть нос, как от моей свирепости не оставалось и следа -я чмокал ее в подбородок. А что еще оставалось делать с этой лондонской нахальной журналисткой, поцеловать которую и то можно было только поднявшись на цыпочки!

Я купил для нее золотой перстенек с изумрудом. Но все время забывал подарить.

- Знаешь, какой самый лучший в мире город? - сказала она мне в один прекрасный вечер, когда мы вышли из клуба "Тринадцать", чтобы поехать в клуб "Кристалл". - Вечерняя Москва!

Мы стояли на Мясницкой. Весенний вечер пах ее духами и Москвой. Горели фонари, светились в домах окна, полыхали машинные фары. Нэнси была золотой! Москва превратила длинноногую девчонку в красавицу, а меня, закоренелого холостяка, - в околдованного, очарованного, теряющего голову влюбленного, готового в конце концов даже жениться!

- Нэнси, будь моей женой! Золотой перстенек оказался золотой девчонке в пору. Потом я купил ей другой - еще лучше. Но моя жена Нэнси носит только этот. Она звонит мне из Лондона и говорит, что самый лучший город на земле - вечерняя Москва. А когда звонит отсюда родителям в Лондон, то говорит, что вечерняя Москва ее не отпускает. Так-то, куколки мои!